В Ольборге существует несколько притоков мигрантов. Основные из них — это студенты, школота на заработках и беженцы. Город считается консервативной глубинкой, преимущественно из-за своего географического положения в пятой точке страны, поэтому притоки небольшие. Многие из них рано или поздно заканчивают свои дела в Ольборге, и, под лозунгом «Дания классная, но здесь я больше не могу», переселяются куда подальше, например в Копенгаген. Оставшиеся, за невозможностью переехать по семейным или бюрократическим обстоятельствам, успокаивают свою душу в сообществах вроде «Ольборгские Интернациональные Друзья и список Церквей для них».

В то время как темного оттенка беженцев я стараюсь избегать, а со школотой встречаюсь только на кассе, академические мигранты составляют всё моё окружение. Они, в свою очередь, делятся на тех кто из Ольборгского университета, и тех кто из местного ПТУ под названием UCN (Усиен). Формально, Усиен — это университет-колледж, с наклонностью на «прикладные» специальности. Например, педагог, соцработник, медиа дизайнер, «разработчик дигитальных концептов», хочу-быть-программистом-за-год, и так далее. В тёплых экономических условиях социалистической Дании такие специальности обеспечивают солидной работой и заработком на уровне профессоров с десятилетнем стажем. Поэтому Усиен пользуется высокой популярностью у молодежи. За 10 лет существования он вырос до тех же размеров, что и Ольборгский университет за свои 40.

Из двадцати тысяч в обоих учебных заведениях интернационалов только 10%. По приезду они встречаются с рядом трудностей. Первые и главные из них — финансовые. Высокий уровень цен в Дании делает невозможным какую-либо помощь от родителей, а наплыв датских студентов — найти какую-нибудь халтуру. Кроме того, в отличии от молодых датчан, у них нет пособия по безработице в полторы тысячи евро. Потеря работы или прерывание обучения неизбежно влечет отсылку домой, что для некоторых страшнее ада.

Преодолев ряд перечисленных трудностей, но не утратив мотивации в поисках счастья, те самые интернационалы собираются на причале чтобы выпить парочку банок Carlsberg или Tuborg и посмеяться над общими проблемами. На такой праздник жизни однажды попал и я.

Я пришёл на пол часа позже назначенного, но из 15-ти приглашенных почти никого еще не было. На столе стояли две коробки магазинных бутеров типа «сэндвич», стопка белых пластиковых стаканов, мешочек мини-пицц «кетчунез» домашнего приготовления, и еще несколько подозрительных пакетов из биоразлагаемого материала. Мои глубокие знания скидок из соседнего магазина подсказывали что там ром. Пива в этот раз не было.

Тех, кто пришел пораньше, я уже знал. Все очень дружные и приветливые. Кто-то развозит пиццу, кто-то жена и делает датчанкам маникюр, кто-то убежал в Копенгаген и уже не здесь. Один учится в аспирантуре пятый год, потому что в течение положенных первых трех лет научные руководители так и не удосужились предоставить ему установку для эксперементов.

Сидим, ждем остальных. Холодно. Бутерброды смотрят прямо в глаза. Ветер сдувает наполовину наполненные пластиковые стаканы. Закутавшись в легкую кожаную куртку, Влад предложил перенести скамейку в кусты. Перенесли. Через какое-то время народ согрелся и потихоньку разговорился.

Когда наконец открыли бутерброды, пришла новая русскоговорящая девушка с датчанином. До сих пор я их не встречал. Невысокого роста, прямыми темно-бордовыми волосами, девушка вела себя развязно и было видно, что ее все знают. Парень в основном тихо стоял в сторонке, иногда вежливо и скромно подхватывая собеседников, которых оставила позади его девушка. Наше краткое знакомство выявило, что она очень вспыльчивая, пьет много, не любит «напрягаться», не любит говорить по-русски, если говорит — то прямо. Явно не лю- бит своего датчанина, хоть он и самый толерантный парень на земле, и, возможно, единственный который вообще может ее выдержать. В общем, выяснилось что девушка приехала из Москвы.

Её родители, как можно было догадаться, балтийско-советского происхождения. Восточная Европа, короче. Один родитель из Ростова-на-Дону, закончил бауманку и в свое время занял «наивысшую» позицию в Роскосмосе, но под скромный гонорар. Вероятно, был чрезвычайно умён, поскольку советская наука — самая лучшая наука в мире. Теперь его ребенок неимоверно им гордится, и очень обижается на каждого кто этих заслуг не оценит.

Но случилась жена литовка. Ребенок «по семейным обстоятельствам», которые под дулом пистолета запрещено обсуждать, под тем же дулом уезжает из Москвы в Литву на бакалавр. При этом ей удается попасть в удачный период постоянно меняющихся литовских законов и получить литовский паспорт. Разумеется, для этого было необходимо закончить единственную литовскую школу в Москве и продемонстрировать врожденный литовский, о чем мама позаботилась заранее. Дальнейшие вопросы в этом направлении уперлись в «Да мне всего 17 было… А ты чё, такой умный? Почему сам не остался?»

Старшей сестре с разницей в два года повезло меньше. Литовский был привит, но в законодательное окно она не попала, а потому паспорт не дали. При побеге из Рашки пришлось идти на отчаянные меры, и звезды сошлись на… Ольборге. Туда же, после литовского бакалавриата, подтягивается и младшая.

– Видишь, в Москве ты не русская, в Литве ты не литовка. Как узнают что из Москвы приехала — конец. Мне надоело и я уехала к сестре.

Далее два года магистратуры. Три года изучения языка. Параллельно бесплатные стажировки в компаниях. Через 5 лет, досасывая последний палец, получает звонок одной из контор где проходила стажировку. Предложили переписывать бумаги о закупке смазки в каком-то моторчике за минималку. Выразили опасение, что девушка сильно переквалифицирована, с мастером, и должна пообещать что не свалит в скором времени. На что девушка ответила: «Что угодно. Лучше так, чем рыть землю и копаться в помойке».

– Вот, мой год наконец заканчивается на следующей неделе, я так рада! Наконец смогу найти что-нибудь нормальное.

– А есть какие-то другие предложения? Почему до сих пор не ушла?

– Ну как же… Я же дала слово! А вообще знаешь… Что я тут с тобой разговариваю? Вот так бесит когда я пришла тусить, а мне начинают про Россию впаривать. Мол, а что ты думаешь о Путине. Особенно всякие недорусские типа тебя. Тебе это надо? Мне это не надо. Вот чего ты лезешь вообще? Что ты вообще знаешь?

Пришлось эвакуироваться к ближайшему свободному собеседнику.

Собеседником оказалась крупная девушка с большими невинными глазами и очень длинными сигаретами. Первый раз я ее увидел с очень странным парнем на другом похожем мероприятии где-то год назад. Что я запомнил с прошлого раза, так это кристальный взгляд в пол, и какой-то серьезный конфликт между ней и ее парнем. Парень — это крупный монстр с морщинистым лицом, медленно передвигающийся и превосходно взирающий на присутствующих, перевешивая их как в весе, так и в своей невероятной самоуверенности. В тот раз ругались они долго но сдержанно. В этот раз она пришла без своего спутника, и была явно расположена к разговору.

– Тебе нравится эта музыка? По-моему это жуткое говно. Я классику люблю, Квинс, Майкл Джексон…

– Да, я тоже. — сказал я и вспомнил о моем армянском друге, который всегда заводил армянскую народную если вовремя пульт управления не спрятать. От высокой музыки мы перешли на тему жилья и о том, как я менял место жительства в Ольборге уже пять раз. Потом на тему еды.

– Когда я приехала, у меня была стипендия в 1600 крон (200 евро, 17 тыс. руб). Из них 1500 уходило на аренду жилья. Я искала работу, любую. Родители как-то помогали, денег хватало только на макароны. А я хотела шоколада, понимаешь? О мясе речи не было. Мы с девочками ходили на помойку. Иногда можно было найти зеленое мясо. Однажды меня застукал датчанин за этим делом. Я испугалась, вроде легально все, но кто его знает. А он предложил мне хурмы свежей вместо мяса. Может, испугался что я отравлюсь? А вообще у нас по помойкам все шарились, даже очереди из приезжих студентов попадались. Тяжело, но я всегда думала — сейчас поем со всеми и станет хорошо.

Тем временем солнце зашло. Наконец полностью собравшиеся и уже совсем разогретые ребята обсуждали исполнителей на местном фестивале, суровых работодателей, свои путешествия и болезни, шутили ни о чём и подкалывали друг друга. «Скооооол!» — раздалось по нашим кустам, и звон пластиковых стаканчиков улетел в сумерки. Справа от меня высокая яркая с острыми чертами невеста гладила по груди симпатичного самодостаточного парня, с ясным жизнерадостным взглядом, модной прической, большими мышцами и перспективным будущим. «Man ir augsti»,— говорила она своему возлюбленному, что в переводе с латышского означает: «Дорогой, у меня задница отмерзла. Я пошла домой а ты делай что хочешь».

– А парень у меня с самого начала был, — продолжала моя собеседница с большими глазами. — Мы из одного места приехали. Но его я не могла про- сить, он в таком же положении был как и я. Спросил однажды как у меня дела. И всё, у меня истерика. Истерика, понимаешь? Никогда раньше такого не было. Я просто хотела шоколадку. Плакала, просила купить мне самую дёшевую. Он испугался, конечно… Ну и ладно, ничего страшного. Потом я нашла разные места для подработки, устроилась на 5 работах, подлизывалась в Усиен где и как могла, они иногда предоставляют возможности для подработки. Сейчас вот скоро заканчиваю, и не хочу так больше чтобы денег не было. Дай бог чтобы мои дети узнали что это такое, а то будут как мой парень — до сих пор посудомойщик и ничего с этим не делает.

На этом моменте я решил, что последую примеру невесты, попрощался и покатил на своем велосипеде домой. Потому что было уже поздно.

Статья не гарантирует правдивость указанных фактов и мнений. Статья пропитана нетолерантностью, основанной на необоснованных и ложных стереотипах. Любые совпадения с реальными людьми — чистая случайность.