Социальное признание

В одной замечательной научной статье «Man’s search for meaning: the case of Legos» (Человек в поиске смысла: случай Lego) исследователи поставили социальный эксперимент. Участникам были предоставлены наборы Lego для сбора одинаковых роботов. За каждого робота им платили некоторую убывающую сумму, 3$ — за первого, 2.70$ — за второго, и так далее, до момента, пока у участника заканчивалось терпение. Участников также поделили на две группы. В одной группе собранных роботов клали под стол и разбирали в конце эксперимента. Во второй — роботов разбирали сразу на глазах у участников. Результат показал, что первая группа в среднем собирала 11 роботов, а вторая — только 7.

Этот результат заставляет задуматься, в какую из трех областей счастья можно отнести совершенно бесполезные занятия вроде разукрашивания картины по номеркам? Откуда возникает интерес этим заниматься? Мне кажется, это либо «здоровье», поскольку бездумно расслабляет как телевизор, либо «социум», поскольку повышает надежды на социальное признание. Можете оспорить, что сам процесс доставляет удовольствие. Но разве будет кто-то что-то разукрашивать, если об этом достоверно никто и никогда бы не узнал не узнает? Эксперимент с роботами показал, что не будет.

Я думаю, что занятий по-настоящему «просто для себя» и не связанных со «здоровьем» не существует. Фраза «просто для себя» — это оправдание не искать истинной ценности занятия из-за смеси лени и страха, которые скрываются за обманчивым чувством абстрактной социальной полезности в необозримом будущем. Источники желания чем-то увлекаться могут быть сложны и размыты, но, наверняка, растут из примитивных принципов. Почему мне интересно разукрашивать? Потому что я самореализуюсь, и этого достаточно, чтобы мне показалось, что я чуть больше Альфа. Это чувство собственной крутости — чувство социального характера.

Я думаю, что в нас заложена какая-то фундаментальная надежда на социальное признание. Эта надежда похожа на подсознательную уверенность в наличии смысла в жизни. С точки зрения диванного философа, такая надежда мне видится, как безусловный инстинкт, который создан природой, наверное, в любых в живых организмах, но доведен до особого ума именно людьми. Этот инстинкт представляет собой некоторый магнит, который притягивает индивидуума к общей сети, абстрактной, но не менее живой сущности, называемой коллективным разумом. Этот разум живет в измерении других подобных сетей, так же борется за своё выживание, как-то взаимодействует со Вселенной, и скорее всего, как-то притягивается к какому-то гипер-коллективному разуму, и так далее, до бесконечности. Разум одного индивидуума, в свою очередь, состоит из гипо-сетей, сложного взаимодействия групп клеток, слишком сложных для какого-либо существующего в современной науке аналитического аппарата. Короче, наша Вселенная — это один бесконечно большой мозг.

Инстинкт приобщиться к сети — это метод коллективной борьбы за выживание. Как известно, одно из отличий приматов от других животных — это не размер, а плотность мозга. А отличительная особенность людей — это плотность области, отвечающей за повторение поведенческих схем. Эксперименты над животными показывают, что даже простейшие черви, у которых всего пару сотен клеток в мозгу, могут быть удивительно умными и живучими, потому что способны легко повторять друг за другом. Один червь как-то нашел способ добывать еду — другие подхватывают. Весь цикл выживания является ни чем иным, как поиском и применением стратегий для получения некоторой награды. Какая-то другая часть мозга общается с телом и говорит, насколько награда вкусная и приятная. Это называется обучение с подкреплением, некоторая модель, которая за последнее десятилетие позволила обучить машины бегать, прыгать, искать еду в лабиринтах, играть в шахматы и другие удивительные вещи.

Люди же наиболее эффективны в обучении, и способны повторять за друг другом не только всякие полезные привычки, например чистить зубы в душе, но и методы решения дифференциальных уравнений. Поэтому и коллективный разум у нас доминирующий на планете. Современный человек, как вид так же глуп, как и пещерный, но коллективный разум стал несравнимо умнее. Он бессмертен и развивается, по крайней мере пока здоровы его «клетки». Возможно, поэтому наш инстинкт делает «приобщение здоровых клеток» приоритетным смыслом нашей жизни, чтобы все «будущие клетки» лучше знали где искать еду.

Авторитет любви

Проблема в том, что для слишком умных людей, которые хотят знать своё предназначение в явном виде, слепой службы коллективному разуму недостаточно. Но как спросить зачем это всё, если ответ ожидается в земных терминах, а спрашиваемая сущность абстрактна и обитает в другом измерении?

Я бы выделил два основных подхода. Первый — это спрашивать, не дожидаясь ответа. Сходил в церковь — помолился, и как-то так получается, что высказаться оказывается важнее, чем получить ответ. Конечно, нужно верить, что кто-то там слушает, ну и для этого оказывается достаточным просто уверить друг друга, что кому-то – таки, когда-то ответили. Второй подход — это создать свою имитацию гипер-сети для более явного, вербального обмена информацией, и собирать данные статистически. Выложил фотографию в инстаграм — получил сотню лайков, значит сделал что-то полезное для общества. Думаю, что первый, классический подход до сих пор более эффективен, но может Интернет это наш новый Бог?

В любом случае, я считаю, что оба метода — неестественны. Они — как математическая модель, созданная решать некоторую конкретную задачу, симулируя выделенные аспекты реальности. Естественные ответы можно найти лично в себе, и докопаться до них можно, отвечая на правильные вопросы. Для меня правильный вопрос — это не «зачем я все это делаю», а «ради кого я это все делаю». Ради себя, друзей, страны, семьи, детей, или партнера? Может ради кого-то, кого я сам себе выдумал, или кого еще не встретил?

Конечно, мои собственные догадки я публиковать не буду, и пусть каждый решает для себя. Но я хочу задать несколько наводящих вопросов. Что делать если не для кого? Может, мы так созданы, что для кого-то все равно должно быть, всегда? Может, какое-либо чувство уверенности в жизни базируется на фундаментальных идеях о добре и зле в равной степени, как и на идеях о конкретных людях? Мгновенно отделившись от своих живых прототипов, эти идеи вынашиваются в неких ангелов-демонов, которые шепчут теплые сны в уши и навязывают новые страхи. Может, для счастья достаточно их принять и ради них жить?

Самым простым примером наверно была бы подростковая влюбленность. Я не уверен, насколько это универсальная процедура, но для меня она заключалась в многомесячном томлении над образом, созданным по душевно-физической необходимости, и именно таким, каким было надо. Возможно, как и во многих других случаях, такой детский опыт следует воспринимать, как плоскую гипертрофированную модель более глубоких и, без надобности запутанных, «взрослых» чувств. Легко осознать появление подростковой эйфорической любви, как и представить ее потерю. Запутанней осознать значимость долгоиграющих привязанностей, и крайне сложно представить себя без них. Легко представить разочарование в свежем образе, который почти полностью соткан из собственных страстей. Гораздо сложнее допустить разочарование в идее, которая существовала всегда, или настолько давно, что слилось воедино с понимаем мира вообще. Если она, эта более фундаментальная идея — неправда, и жить не ради неё и без нее, то что делать-то вообще? Искать другие? Зачем? Ради кого искать, если некому сказать, что нашел? Или всё-таки есть кому? Может по сути детские и взрослые чувства — это одно и то же?

Читать дальше: Условия любви

Предыдущий пост: Продуктивность